Когда я вырасту и стану маленькой

Позвонила коллега. Она, как и я, тоже вошла в неспешный и благодатный возраст бабушки. Возраст, когда можно любить ребенка тем спокойным и глубоким чувством, которое лишено родительской эгоистической нервозности.

Может быть, поэтому любовь бабушек и дедушек бывает такой целительной для маленькой души ребенка. Может быть той любовью, которая направляет без дерганий, учит без понуканий, умеет отличать важное от второстепенного, ценностное от суетного и проходящего. Хотя я точно знаю, что некоторые родители тоже умеют так любить своих детей. И тогда повезло всем.

— Оль, ты ведь знаешь, что у нас Матильда умерла? Нашей Моти больше нет.

— Да, ты мне говорила. Я очень сочувствую всем вам.

Когда я вырасту и стану маленькой

Матильда была английским бульдогом, любимицей всей семьи, особенно внучки Насти. Собственно это была Настина собака.

Шесть лет назад, будучи уже взрослым псом, Матильда встречала Настю из роддома. И как-то сразу взяла над ребенком свое собачье шефство. Мотя всегда очень переживала за Настеньку. И когда та плакала, то собака, подвывая и поскуливая, стараясь попасть в тон, то ли пыталась успокоить ребенка, то ли виноватилась перед кем-то , что недосмотрела. И вот сейчас дите плачет. Мотя ползала и играла с девочкой, смешила ее. А когда Настенька училась ходить, то Матильда всей собой, как мягким пуфиком, была рядом с ребенком, чтобы девочка, если и упадет, то ударилась бы не так сильно.

В ответ на такую заботу Настя подрастала и несла сладкоежке Моте печенье и пряники. Чувствовалось, что эти двое сильно любили друг друга

О Матильде в семье горевали все, но Настенька об этой потере горевала как-то особенно. О чем собственно и поведала коллега.

Настя теперь по долгу могла рассматривать фотографии Моти и много плакала. Девочка запретила убирать Матюшин коврик, и часть своих любимых игрушек перенесла на него. И теперь Настю часто можно было увидеть сидящей и даже лежащей на собачьем месте. Девочка тосковала и хотела быть ближе к Моте. Хотя бы так, вот здесь, на ее подстилке. Настя постоянно трогала Мотин ошейник, как что-то реальное, которое помогало памяти лучше держать рядом с собой образ дорогого друга. Такая вещественная память.

Создавалось впечатление, что Настя хотела стать собакой, искала или растила Мотю в себе, чтобы никогда с ней больше не разлучаться. Она хотела по-настоящему и правильно для себя прожить это горе.

Родители тревожились о таком поведении дочери. Пытались ее отвлечь, водили на аттракционы, покупали новые игрушки и даже предлагали купить щенка. Настя отказывалась. Она не хотела отвлекаться. Родители не понимали и пытались поскорее забыть о смерти собаки, как о достаточно болезненном событии, которое должно поскорее пройти, от которого их ребенок страдал. Они не могли выдержать своей тревоги. Не доверяли Насте в том, что ей под силу пережить такое горе. И поэтому всячески суетились и каждый раз вздрагивали, когда Настя не хотела забывать, а снова и снова пыталась говорить о Матильде.

На семейном совете было решено сначала пригласить меня, хоть я ни разу не детский психолог.

Сначала, я попросила Настю показать фотографии и рассказать мне о ее Моте, если конечно она может. Настя начала тихонько и недоверчиво. Разве могут быть важны и интересны ее чувства, ее воспоминания, ее мысли какой-то чужой тетке? Но с каждым словом все больше и больше доверие росло. Мы проговорили часа полтора. Вернее говорила Настя. И было видно, как это важно для нее, как ей становится легче.

Потом я приходила еще два раза. Мы снова разговаривали про Матильду, про Радугу, про Настю. Насте сочиняла историю, и после на ее выбор: проиграть или прорисовать ее, Настя показала мне целый спектакль, в котором все герои были очень узнаваемы.

Мы играли, хоть я не работаю с детьми. Теперь думаю, что с детьми в каком-то смысле легче, чем со взрослыми. Дети умеют проживать горе и тяжелые ситуации в игре, излечиваться игрой. Взрослые часто так уже не могут.

Чему меня учил этот ребенок? Ведь иногда возраст становиться понятием очень относительным. И можно со всей очевидностью признать, что слова «ей шесть лет» или «ей шестьдесят лет» могут рассказать и сообщить нам о человеке не больше, чем количество страниц в книге может рассказать о ее содержании.

Настя учила меня взрослеть. Ведь взрослеет тот, кто имеет опыт смерти и умирания, опыт страдания, кто пережил те моменты, когда жизнь необратимо становится другой, даже если внешне ничего не меняется. Событие происходит во внутренним мире человека. И он сегодняшний становится не равным себе вчерашнему, больше себя вчерашнего, так как восходит к своему новому опыту и новому пониманию себя.

Настя учила меня прощанию с тем, кого ты истинно любишь. Учила прощаться так, чтобы остаться с ним навсегда. Чтобы он стал частью тебя. Чтобы в тебе оставалась грусть и ценность любимого, а не пустота.

Учила, что утрата может быть приобретением. Учила не забывать. И тогда можно отпустить и принять уход любимого. Именно принятие и вера дает надежду на будущую встречу. И тогда можно не забывать, а просто продолжать ждать и жить дальше. Жить и любить, как прежде.

 

Поделиться ссылкой на эту статью с друзьями