Без права доступа

Так случилось, что один мальчик Петя был чрезвычайно чувствительным человеком. Казалось, что Петя родился без кожи, так многое в жизни его трогало, задевало, ранило.

Выброшенный котенок, который прибился к помойке – больно.

Увядание цветков – больно.

Шутки многих – тоже больно.

Вот даст тетя Юля конфету, а потом потянет его за ухо и скажет сама с кривой разъехавшейся по обвислым щекам улыбкой: «Кушай конфету, да, смотри, не толстей, а то вон ноги у тебя уже какие толстые, как бутылки. Как ты на них бегать будешь? Задразнят тебя — увальня мальчишки, будешь потом сопли кулаком утирать».

Больно, обидно Пете. Страшно ему.

А бабушка тут же заступиться за Петю: «Это он фигурой в покойного деда пошел. Дурак дураком. Царство ему небесное»

И Пете снова больно, обидно. И не понятно: кто из них дурак. То ли Петя, то ли дедушка Толя, который делал с ним бумажные кораблики. Наверное, оба она дураки в этой жизни.

И от мамы, и от папы слышал Петя похожее, что сильно ранило, а потом это долго болело, не заживало, потому что появлялись новые ранения на старых местах. (читать дальше…)

 

Выразить невыразимое

«Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь….»

О. Мандельштам

Впервые, как плачет мама, Алеша услышал в шесть лет. Тогда она ушла в ванную и открыла воду, чтобы не было слышно. Ведь не всегда слезы умеют течь тихо. А ей, наверное, совсем не хотелось пугать и расстраивать сына, нагружать его, такого маленького, своими взрослыми чувствами и переживаниями.

Но Алеша был очень чутким мальчиком. Он толкнул дверь в ванную, подошел и сильно вжимаясь в мать, сливаясь с ней в утробно целое, зашептал слова любви.

Он произносил клятвы и обещания всегда защищать, не бросать, быть опорой, заботиться и вечно любить.

Вспоминая героев сказок и фильмов, обещал поскорее вырасти и непременно стать сильным. Говорил очень взрослые слова: про то, что ей не нужно прятаться, он знает, у него очень сильная мама. Он верит, что она может со всем в своей жизни справиться. А он поможет. И поэтому ей не нужно скрывать свои слезы, быть специально для него сильным. Он не боится маминых слез. И вообще не боится.

Правда, говоря все это, Алеша сам плакал. Плакал и не боялся.

И мама рискнула. И как-то уже было поздно заталкивать слезы обратно. (читать дальше…)

 

Моменты не-понимания

— Я тебе сейчас все объясню.
— Не надо, а то я ещё пойму ©

Часто в терапии лиц, страдающих ПРЛ, с ранними травмами еще довербального периода, можно встретиться с таким вот похожим «вимамель», с непониманием. И в этом случае идешь с опорой на доверие, если оно сформировано и заботу о другом, видения его Person.

Моей внучке Полишке больше трех лет. Уже полгода она занимается с логопедом. Да, конечно, ее речь стала лучше. Многие звуки стали ей подвластны. И что-то она может сказать «чисто по-русски» и в эти моменты горда собой.

Но не тогда, когда девочка взволнована, когда сильно захвачена своим желанием или чувством. Ой, тогда ее речь снова «плывет». И понять Полишку становится сложно. Тяжело всем, кроме ее мамы.

Вот вчера, коротая вечер, читали книгу, рассматривали исчезающие виды животных. И вдруг Полишка вспорхнула с дивана, с той легкостью, с которой это умеют делать все маленькие проказники, и сказала, что ей очень нужен «вимамель». На лице ребенка читались радость и озорство. Ее большие глаза, распахнутые миру, с ожиданием и надеждой смотрели на меня, и она явно была настроена на какую-то очень интересную игру, которую предлагала и мне.

Я же никак не могла понять про этот «вимамель». Ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза.

У Полины хватило терпения и силы повторить целых три раза мне этот «вимамель». Даже по слогам. ВИ-МА-МЕЛЬ. Ну, вот что тут непонятно? (читать дальше…)