Позвонила коллега. Она, как и я, тоже вошла в неспешный и благодатный возраст бабушки. Возраст, когда можно любить ребенка тем спокойным и глубоким чувством, которое лишено родительской эгоистической нервозности.
Может быть, поэтому любовь бабушек и дедушек бывает такой целительной для маленькой души ребенка. Может быть той любовью, которая направляет без дерганий, учит без понуканий, умеет отличать важное от второстепенного, ценностное от суетного и проходящего. Хотя я точно знаю, что некоторые родители тоже умеют так любить своих детей. И тогда повезло всем.
— Оль, ты ведь знаешь, что у нас Матильда умерла? Нашей Моти больше нет.
— Да, ты мне говорила. Я очень сочувствую всем вам.
Матильда была английским бульдогом, любимицей всей семьи, особенно внучки Насти. Собственно это была Настина собака.
Шесть лет назад, будучи уже взрослым псом, Матильда встречала Настю из роддома. И как-то сразу взяла над ребенком свое собачье шефство. Мотя всегда очень переживала за Настеньку. И когда та плакала, то собака, подвывая и поскуливая, стараясь попасть в тон, то ли пыталась успокоить ребенка, то ли виноватилась перед кем-то , что недосмотрела. И вот сейчас дите плачет. Мотя ползала и играла с девочкой, смешила ее. А когда Настенька училась ходить, то Матильда всей собой, как мягким пуфиком, была рядом с ребенком, чтобы девочка, если и упадет, то ударилась бы не так сильно.
В ответ на такую заботу Настя подрастала и несла сладкоежке Моте печенье и пряники. Чувствовалось, что эти двое сильно любили друг друга
О Матильде в семье горевали все, но Настенька об этой потере горевала как-то особенно. О чем собственно и поведала коллега.
Настя теперь по долгу могла рассматривать фотографии Моти и много плакала. Девочка запретила убирать Матюшин коврик, и часть своих любимых игрушек перенесла на него. И теперь Настю часто можно было увидеть сидящей и даже лежащей на собачьем месте. Девочка тосковала и хотела быть ближе к Моте. Хотя бы так, вот здесь, на ее подстилке. Настя постоянно трогала Мотин ошейник, как что-то реальное, которое помогало памяти лучше держать рядом с собой образ дорогого друга. Такая вещественная память.
Создавалось впечатление, что Настя хотела стать собакой, искала или растила Мотю в себе, чтобы никогда с ней больше не разлучаться. Она хотела по-настоящему и правильно для себя прожить это горе.
Родители тревожились о таком поведении дочери. Пытались ее отвлечь, водили на аттракционы, покупали новые игрушки и даже предлагали купить щенка. Настя отказывалась. Она не хотела отвлекаться. Родители не понимали и пытались поскорее забыть о смерти собаки, как о достаточно болезненном событии, которое должно поскорее пройти, от которого их ребенок страдал. Они не могли выдержать своей тревоги. Не доверяли Насте в том, что ей под силу пережить такое горе. И поэтому всячески суетились и каждый раз вздрагивали, когда Настя не хотела забывать, а снова и снова пыталась говорить о Матильде.
На семейном совете было решено сначала пригласить меня, хоть я ни разу не детский психолог.
Сначала, я попросила Настю показать фотографии и рассказать мне о ее Моте, если конечно она может. Настя начала тихонько и недоверчиво. Разве могут быть важны и интересны ее чувства, ее воспоминания, ее мысли какой-то чужой тетке? Но с каждым словом все больше и больше доверие росло. Мы проговорили часа полтора. Вернее говорила Настя. И было видно, как это важно для нее, как ей становится легче.
Потом я приходила еще два раза. Мы снова разговаривали про Матильду, про Радугу, про Настю. Насте сочиняла историю, и после на ее выбор: проиграть или прорисовать ее, Настя показала мне целый спектакль, в котором все герои были очень узнаваемы.
Мы играли, хоть я не работаю с детьми. Теперь думаю, что с детьми в каком-то смысле легче, чем со взрослыми. Дети умеют проживать горе и тяжелые ситуации в игре, излечиваться игрой. Взрослые часто так уже не могут.
Чему меня учил этот ребенок? Ведь иногда возраст становиться понятием очень относительным. И можно со всей очевидностью признать, что слова «ей шесть лет» или «ей шестьдесят лет» могут рассказать и сообщить нам о человеке не больше, чем количество страниц в книге может рассказать о ее содержании.
Настя учила меня взрослеть. Ведь взрослеет тот, кто имеет опыт смерти и умирания, опыт страдания, кто пережил те моменты, когда жизнь необратимо становится другой, даже если внешне ничего не меняется. Событие происходит во внутренним мире человека. И он сегодняшний становится не равным себе вчерашнему, больше себя вчерашнего, так как восходит к своему новому опыту и новому пониманию себя.
Настя учила меня прощанию с тем, кого ты истинно любишь. Учила прощаться так, чтобы остаться с ним навсегда. Чтобы он стал частью тебя. Чтобы в тебе оставалась грусть и ценность любимого, а не пустота.
Учила, что утрата может быть приобретением. Учила не забывать. И тогда можно отпустить и принять уход любимого. Именно принятие и вера дает надежду на будущую встречу. И тогда можно не забывать, а просто продолжать ждать и жить дальше. Жить и любить, как прежде.
