Самые страшные и опасные вещи происходят незаметно. Эльза Петровна, имела дочь. И заботилась о ней. Все, как полагается: кормила, поила, обувала, одевала, водила в детский сад, а потом и в школу. И вместе с этим ежедневно, бережно и старательно передавала свой травматический опыт.
И Маше, ее дочери, ничего другого не оставалось, как покорно его принимать и прилежно учиться всем материнским урокам. Ведь мать для ребенка – это не только самое близкое, единственное существо во Вселенной, но еще и та точка отсчета, с которой начинается его жизнь, познание себя и мира, его особенностей и законов.
А мир у Эльзы Петровны был не добр. Так сложилось в ее жизни, что в детстве ей постоянно требовалось выживать. И даже когда условия в мире изменились на безопасные и даже очень благоприятные, Эльза Петровна этого не заметила. Не могла заметить. Так как сформированный защитный механизм, который позволил ей выжить, уже сам превратился в угрозу для жизни. Сам стал травматичным и опасным. И не только для ее, но и для Маши.
Эльза Петровна никому не доверяла. А эта позиция принципиального недоверия часто соседствует с другой – со скрытой или даже явной враждебностью к окружающим. Ведь в мире повсюду потенциальные враги и недоброжелатели. А если человек открыт и добр, то это лишь усиливало подозрительность Эльзы Петровны, которая считала, что другой хорошо замаскировался. И его действия и даже улыбки трактовались только, как враждебные выпады или презрительные насмешки.
Эльза Петровна очень страдала от внутреннего беспокойства, бессилия и беспомощности. Ведь сколько она не выявляла врагов, их число продолжало расти. Осознавала ли она это? Пожалуй, нет. Только с каждым годом ее жизни люди казались ей все злее и корыстнее.
Тяжелая и сложная была у нее жизнь. И вот, чтобы ее как-то себе облегчить, ослабить это внутреннее напряжение, отвлечься от внутренней боли, страха и отчаяния, в конце концов, отвлечься от себя самой, Эльза Петровна всю свою душевную активность направляла на Машу. Но направляла так хитроумно, что Маша, каждый раз сталкивалась уже с собственной беспомощностью. С тем, что она не может сделать так, как требовала мама. А если и делала, то Эльза Петровна никак не хотела это признавать. Говорила, что все вышло случайно и все же совсем не так! И никакой Машиной заслуги в том нет, да, и в принципе, Маша не может справиться.
Создавалось впечатление, что Эльза Петровна делала это специально, что она любила наблюдать, как Маша страдает, как ее детская, а потом и подростковая душа переживает не только беспомощность, а еще страх, злость, стыд, вину; как пытается с ними справится
Маша справлялась как могла. А еще к ней на помощь пришла диссоциация, когда можно было отщепить свои чувства, дистанцироваться от них, чтобы не погибнуть в водовороте травматических энергий матери, не смешаться с ними полностью и не потерять себя окончательно. Не потерять в себе любовь. Ну, то, что он нее осталось. Хотя бы свою способность к любви.
Для Маши мысль о том, что мама может ее так отвергать была невыносима. И Маша была готова приуменьшить собственный страх и боль, говоря, что не так уж ей и больно. Она часто принимала на себя ответственность за поведение мамы, за ее настроение и говорила, что она сама виновата, что сама разозлила и обидела мать. Маша обесценивала себя, считала себя недостойной любви. Вперед матери старалась наказать себя, назвать себя ничтожеством.
На что только не пойдет ребенок для того, чтобы не признавать такую страшную реальность.
Не смотря на все это Маша тоже выжила. Правда, ей приходилось все чаще и чаще помещать себя в тюрьму эмоционального бесчувствия, где до нее не могли добраться боль, отвержение, стыд, вина, страх, горечь, одиночество. Правда, радость сюда тоже не проникала. Это было очень пустое, безрадостное и безжизненное место, из которого Маша периодически вырывалась на свободу. Вырывалась почувствовать какой-то вкус жизни или то, что могло его заменить. Ведь палитра подмен велика: от секса, алкоголя, игр, гонок до воровства.
А еще Маша научилась не доверять, во многих видеть врагов и устанавливать контроль, ну, или всякий раз пытаться его установить. Хотя, у нее еще не так хорошо получалось, как у Эльзы Петровны.
К сожалению, не все истории заканчиваются счастливо. И иногда герой не получает то, что он заслуживает за свое мужество жить. И вырванная из контекста жизни история так и будет тревожить своей незавершенностью — чем там все закончилось у Маши и Эльзы Петровны.
И так хочется, чтобы Коэльо был прав. И что все всегда заканчивается хорошо, и если что-то закончилось плохо, значит, это еще не конец.
