Пищевая зависимость — для меня, это парадоксальная зависимость, так как человек себя делает зависимым в том, в чем он природно уже зависим, так как пища, отличается от алкоголя, наркотиков тем, что она — это необходимое условия для продолжения жизни человека.
И в пищевой зависимости человек приобретает парадоксальный опыт — когда жизненно необходимое ему в результате нарушенных отношений с едой — становится вредным и опасным. И тут сразу видно, что предметом рассмотрения в пищевой зависимости становится не еда, а диалог и отношения человека с самим собой и миром.
С точки зрения экзистенциального анализа ПЗ, как и любая зависимость — это копинговое поведение, своеобразный способ справиться с происходящей «деформацией субъектности в нем», как защитная реакция от потери внутреннего диалога с самим собой или его перевода из позиции «субъект-субъект» в другую позицию «субъект-объектную». Когда человек оделяет себя от своего тела, его потребностей, отделяет себя от своих чувств и переживаний, разобщается, диссоциируется.
Человек с той или иной зависимостью, это прежде всего человек страдающий. Тут важно помнить, что у такого человека есть два страдания: одно первичное и часто неявное, то, от которого он и бежал в зависимость, выбрав этот путь, чтобы смягчить внутреннее напряжение от ощущения непереносимости своего неаутентичного бытия; и другое вторичное страдание, то которое он получает в результате уже самой зависимости.
Именно существование второго страдания, заставляет человека обратиться к себе самому с вопросом, насколько аутентично его бытие? И то, насколько человек может быть честным под этим собственным вопросом во многом определяет успешность в работе с его зависимостью.
