— Я тебе сейчас все объясню.
— Не надо, а то я ещё пойму ©
Часто в терапии лиц, страдающих ПРЛ, с ранними травмами еще довербального периода, можно встретиться с таким вот похожим «вимамель», с непониманием. И в этом случае идешь с опорой на доверие, если оно сформировано и заботу о другом, видения его Person.
Моей внучке Полишке больше трех лет. Уже полгода она занимается с логопедом. Да, конечно, ее речь стала лучше. Многие звуки стали ей подвластны. И что-то она может сказать «чисто по-русски» и в эти моменты горда собой.
Но не тогда, когда девочка взволнована, когда сильно захвачена своим желанием или чувством. Ой, тогда ее речь снова «плывет». И понять Полишку становится сложно. Тяжело всем, кроме ее мамы.
Вот вчера, коротая вечер, читали книгу, рассматривали исчезающие виды животных. И вдруг Полишка вспорхнула с дивана, с той легкостью, с которой это умеют делать все маленькие проказники, и сказала, что ей очень нужен «вимамель». На лице ребенка читались радость и озорство. Ее большие глаза, распахнутые миру, с ожиданием и надеждой смотрели на меня, и она явно была настроена на какую-то очень интересную игру, которую предлагала и мне.
Я же никак не могла понять про этот «вимамель». Ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза.
У Полины хватило терпения и силы повторить целых три раза мне этот «вимамель». Даже по слогам. ВИ-МА-МЕЛЬ. Ну, вот что тут непонятно? Что бы я не предлагала – все было не тем. Это были ни витамины, ни мелки, ни карамель, ни вермишель, ни что-то еще.
С каждым моим непопаданием в глазах Полишки росла грусть и одиночество.
Я предложила ей найти в книге то, что она хочет и показать мне картинку этого или как-то изобразить и показать, или нарисовать, или взять меня за руку и отвести туда, где может быть «это оно».
Все было напрасно. Случилось непонимание. Оно стеной на какое-то время встало между нами.
Я знаю, что такие стены часто вырастают в семьях и не только потому, что люди страдают нарушением речи. Так и живут с этими стенами непонимания, как-то привыкают к ним, может быть, даже оклеивают их обоями, вешают на них фотографии или картины. Наверное, перестукиваются, есть ли там еще кто-то за стеной или уже нет.
И Полишка отчаялась быть понятой со своим «вимамелем» и горько заплакала.
Она уткнулась в диванную подушку, оставшись один на один с этим никем не узнанным и непринятым «вимамелем», не узнанной и неприятой частичкой себя, своего мира, не разыгранной игрой, наверное, решив, что теперь это непонимание окончательно. И тут могла родиться и боль, и злость, и обида, и много грусти, и других чувств….
Она переживала и плакала, как переживает любой непонятый человек. Очень сложно и тяжело быть в непонимании. С любой стороны сложно.
Я присела рядом с ней. Погладила рукой по ее маленькой спинке. Извинилась, что никак не могу сообразить – про что она мне хочет сказать. И что мне очень грустно, что я не понимаю, что не могу понять. И называла те чувства, которые она может переживать, чтобы не оставлять ее одну в их тяжести. И каждым названным чувством, как кирпичиком, я разбирала эту стену непонимания между нами.
А в конце, сказала, что готова и хочу играть с ней, если она хочет. Ведь у нас есть и книжки, и краски, и пазлы, и цветная бумага.
А самое главное, у нас есть любовь и доверие.
