Вещи и люди не всегда такие, какими кажутся

Греческий философ Платон писал в Федре: «Вещи не всегда такие, какими кажутся; первое появление обманывает многих ».

Что, как специалиста Вас может обмануть в разговоре с клиентом?

Что Вас может смутить?

А что может смутить Вашего клиента?

Ведь вещи (люди) не всегда таковы, какими хотят казатьсяL

Это становится очень верным  при работе с личностными расстройствами.

Или Вы своим опытом уже застрахованы от ошибок и неверного понимания того, что вам говорят клиенты?

То, что часто изначально представляется, как-то по одному варианту, не обязательно точно позже совпадает с тем диагнозом, который ты вдруг решил поставить, и тебе показалось, что есть у этого человека что-то другого – то ли иное, то и другое вообще.

Не знаю, как к другим специалистам, ко мне приходят люди с разными мотивами. В том числе те люди, которым важно скрыть их истинные причины и основания, так как говорить, понимать, осознавать, работать с ними в психотерапии для них пока невозможно. Это для них чрезмерно! Но признаться в этом себе им пока не под силуL

И поэтому они звонят, записываются и приходят на консультацию, и вдруг начинают…. (читать дальше…)

 

Господи, ни охнуть, ни вдохнуть

Не так давно я разговаривала с одним мужчиной, у него были сложные взаимоотношения с Господом. Не то, чтобы мужчина в него не верил совсем, так было сказать нельзя. Ведь у него к Господу было много сочувствия. Но и веры у него полной не было.

Мужчина руководил очень крупным холдингом, много работал и сильно уставал.

Такую же участь он отвел и Богу, вообразив, что присмотр за сотворенным должен выматывать чрезвычайно и отнимать последние силы. Это когда сил нет от слова «совсем». И держаться тогда можно только на любви.

Потому как выслушивать такое доносящееся до тебя ежесекундно без любви? Без любви никак:

— Господи, спаси, дай ей немного жизни…

— Господи, забери ее к себе, посмотри, как она мучается…

— Господи, пусть он останется со мной…

— Господи, ну, пусть же наконец, он соберет вещи и уйдет от меня, сил никаких нет…

— Господи, накажи его за все, что он сделал…

— Господи, прости его, прости…. и меня тоже прости….

«И каково это быть на таком месте, когда постоянно ходишь под выбором этого «казнить нельзя помиловать»? Совершенно невыносимая ноша, — снова и снова сочувствовал мужчина творцу, — о чем только его не просят, чего только не желают, не жалея никого: ни себя, ни другого..»

Он пока еще не осмеливался посочувствовать себе самому. Ведь на это нужно огромное мужество и принятие. Другому сочувствовать легче.

— А чтобы Вы могли пожелать для Господа? — спросила я его

— Странный вопрос. Наверное, за всеми нашими людскими желаниями, не забывать о себе…

— Важная это вещь в мире – умение не забывать о себе, когда на тебе многое держится, — размышляла я вслух.

— Мне кажется, я начинаю понимать….

«….Снег. И мы беседуем вдвоем,
как нам одолеть большую зиму…
Одолеть ее необходимо,
чтобы вновь весной услышать гром.
Господи, спасибо, что живем!…»

 

Обыкновенная порядочность

picture«На девятнадцатом году революции Сталину пришла мысль (назовём это так) устроить в Ленинграде «чистку». Он изобрёл способ, который казался ему тонким: обмен паспортов. И десяткам тысяч людей, главным образом дворянам, стали отказывать в них. А эти дворяне давным-давно превратились в добросовестных советских служащих с дешёвенькими портфелями из свиной кожи. За отказом в паспорте следовала немедленная высылка: либо поближе к тундре, либо — к раскалённым пескам Каракума. Ленинград плакал.

Незадолго до этого Шостакович получил новую квартиру. Она была раза в три больше его прежней на улице Марата. Не стоять же квартире пустой, голой. Шостакович наскрёб немного денег, принёс их Софье Васильевне и сказал: — Пожалуйста, купи, мама, чего-нибудь из мебели. И уехал по делам в Москву, где пробыл недели две. А когда вернулся в новую квартиру, глазам своим не поверил: в комнатах стояли павловские и александровские стулья красного дерева, столики, шкаф, бюро. Почти в достаточном количестве.

— И всё это, мама, ты купила на те гроши, что я тебе оставил? — У нас, видишь ли, страшно подешевела мебель, — ответила Софья Васильевна. — С чего бы? — Дворян высылали. Ну, они в спешке чуть ли не даром отдавали вещи. Вот, скажем, это бюро раньше стоило… И Софья Васильевна стала рассказывать, сколько раньше стоила такая и такая вещь и сколько теперь за неё заплачено.  Дмитрий Дмитриевич посерел. Тонкие губы его сжались. — Боже мой!.. И, торопливо вынув из кармана записную книжку, он взял со стола карандаш. Сколько стоили эти стулья до несчастья, мама?.. А теперь сколько ты заплатила?.. Где ты их купила?.. А это бюро?.. А диван?.. и т. д. Софья Васильевна точно отвечала, не совсем понимая, для чего он её об этом спрашивает. Всё записав своим острым, тонким, шатающимся почерком, Дмитрий Дмитриевич нервно вырвал из книжицы лист и сказал, передавая его матери: — Я сейчас поеду раздобывать деньги. Хоть из-под земли. А завтра, мама, с утра ты развези их по этим адресам. У всех ведь остались в Ленинграде близкие люди. Они и перешлют деньги — туда, тем… Эти стулья раньше стоили полторы тысячи, ты их купила за четыреста, — верни тысячу сто… И за бюро, и за диван… За всё… У людей, мама, несчастье, как же этим пользоваться?.. Правда, мама?.. — Я, разумеется, сделала всё так, как хотел Митя, — сказала мне Софья Васильевна.

Что это?.. Пожалуй, обыкновенная порядочность. Но как же нам не хватает её в жизни! Этой обыкновенной порядочности!»

(Анатолий Мариенгоф)

 
12