Мария. Сколько она себя помнила, то задачей каждого ее дня становилось выживание. Каждый день Мария боролась за свою жизнь. Только начинался день, любой ее день, и цель «выжить» тут же актуализировалась. Сама собой. По-другому никогда не было в ее жизни.
Марии давно диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство. И она жила в постоянных импульсах между «Бей», «Беги» или «Замри». Четвертого не дано, когда твой продолговатый мозг слишком активен.
Ей почти каждую ночь снились кошмары, и да, были проблемы со сном. Большие проблемы, которые не давали днем сохранять ту активность, что требовала от нее жизнь.
И Мария то покрывалась холодным потом, то ее кидало в жар. Уровень сахара в крови часто падал. Вслед за ним часто падала в обмороки и она.
И при этом одновременно ее тело постоянно было напряжено. Она уже не замечала всегда сжатые до боли челюсти и поднятые, развернутые вперед плечи.
Для Марии в каждом дне всегда происходило слишком много. Много людей. Много звонков. Много сообщений. Много задач и проблем. Много того, что требовало от нее чувственного отклика. И да, любое количество становилось каждый раз слишком, так как при ПТСР нарушена сенсорная обработка. Звуки, запахи, другие люди, движущиеся и даже неподвижные объекты все могло стать для нее слишком до тошноты. Эта избыточная сенсорная информация нарушала, искажала мышление, посылая сигналы в продолговатый мозг, который снова и снова без устали давал команды или «Бей», или «Беги», или «Замри»
Марию часто отбрасывало в прошлый травматический опыт. Триггером мог быть звук, запах, человек или место. Иногда триггером становились слова другого или даже собственные мысли, воспоминания.
Мария часто себя чувствовала разорванной между своим прошлым и настоящим. Да, она изо всех сил пыталась оставаться в настоящем, но это не так хорошо получалось.
Она часто впадала в депрессию, что врачи конечно выписывал ей препараты. Помогали ли они? Не очень. Чуть-чуть.
В ней всегда жила боль. В огромном количестве. Боль активизировали чувства. Их было слишком много, и они были все сразу. О, но было еще хуже, когда чувства пропадали. Да, пропадали все сразу. Вообще ничего. Боли тоже не было. И через какое –то время это состояние бесчувствия вызывало страх. И тогда Марии хотелось сделать себе больно. Иногда случайно. Иногда в приступе ярости. Это был знак – что чувства возвращаются. Да, снова все сразу, вместе с болью.
Думала ли она о самоубийстве? Да. Очень хотелось избавиться от боли. Раз и навсегда.
Надо ли говорить о том, что молодая женщина не могла нормально взаимодействовать с другими людьми? Она не могла переживать их прикосновений, тем более объятий. Близость вообще переживалась опасной. Мария не терпела внезапного движения рядом с собой, а тем более позади себя. Если что-то двигалось в разных направлениях, она терялась, терялась до паники, так как сталкивалась с беспомощностью, с тем, что не может контролировать вещи вокруг.
И как только такое происходило, то тут как тут возникала привычная диссоциация. Мария еще с детства знала, как важно успеть разобщиться cо своим телом, чтобы справиться. Можно было только чуть-чуть оставить себя в настоящем, такую маленькую дольку себя, боли и ужаса, с которыми еще можно иметь дело.
Когда другие смотрели на поведение Марии, они не понимали, что с ней происходит. Не знали, что она раз за разом снова и снова переживала травму. Какой они видели Марию? Иногда эгоистичной, иногда грубой, иногда слишком пассивной, а иногда чрезмерно активной. В общем, как ту, кого сложно понять. И это всех здорово смущало и пугало. Поэтому люди тоже ее сторонились.
Мария изо всех сил старалась скрывать свои реакции. Притворялась, что с ней все в порядке. Старалась держать лицо до тех пор, пока не оставалась одна. Но быть наедине с собой всегда опасно и тяжело. Хотя с другими тяжело так же. Особенно с близкими, потому что уже хорошо знаешь, какие чувства возникают у людей, когда они соприкасаются с тобой. Тяжело и трудно с тобой, с другими, в мире. Мария чувствовала себя постоянно уставшей. Безнадежно и отчаянно уставшей.
Зачем я про это написала? Наверное для того, чтобы те, у кого нет ПТСР могли вдруг увидеть в странном поведении другого человека его страдание. Возможность увидеть то, что другой переживает свою жизнь, как находящуюся в постоянной опасности. И поэтому важно особо уважать границы человека, страдающего от травмы. Уважать его страдание, уважать его выбор и желание каждый день продолжать жить, не смотря на весь ужас и боль.
